Собор Богоматери
Достопримечательности Антверпена Собор Богоматери
Для каждого города есть эпоха, определившая его облик. Для Антверпена таким периодом был .XVII век — век Рубенса, и даже прославленный готический собор Антверпенской богоматери во всей чистоте своих средневековых форм воспринимается теперь словно сквозь призму причудливых видений барокко.
Тем более что увидеть собор целиком почти невозможно. Башня его видна издалека, но стоит подойти ближе, и дома смыкаются тесной, беспорядочной толпой, открывая взгляду лишь случайные фрагменты могучей архитектуры.
Стоя рядом с собором, его уже не охватить взглядом, он ускользает, когда приближаешься к нему. И только со стороны Зеленой площади — Грунплаатс можно разглядеть его величавый и грустный силуэт со словно обрубленной — недостроенной южной башней и будто тающей в небе высокой и остроконечной— северной, с грандиозным центральным нефом, с частоколом контрфорсов и сумрачным блеском витражей. Темный от времени и пыли камень, отмытый кое-где дождями, кажется издалека легким, воздушным; и чудится, весь собор не построен, но словно отлит из какого-то диковинного материала, вроде тусклого с чернью серебра.
Есть соборы более прославленные, более эффектные, есть, наконец, просто более красивые. Вряд ли Антверпенский собор выдержал бы сравнение с мужественным изяществом собора Реймского, с царственным совершенством Нотр-Дам де Пари. Но есть в нем нечто свое, некое угрюмое достоинство, словно здание гордится своей угловатой, лишенной банальности красотою, своей неповторимостью, даже своей затерянностью в чаще домов, что мешает ему открыться людям во весь свой могучий рост.
Собору Нотр-Дам д’Анверс (по-фламандски — Онзе-ливе-Врау-керк) — Антверпенской богоматери — уже более шести веков. Дева Мария издавна считалась покровительницей города, на месте собора некогда стояла маленькая часовня, где хранилась святыня Антверпена — статуя богородицы. Нынешний собор был заложен в 1352 году, как рассказывают, неким мастером Жаном Амелем из Булони. Зодчий, отдавший постройке более сорока лет, умер, не увидев собор возведенным хотя бы на четверть и завещав свое дело сыну Петеру. Собор рос неторопливо, будто подчеркивая этой медлительностью несоизмеримость своего будущего величия с краткостью жизней зодчих, бывших всего только людьми. История сохранила имена преемников Жана Амеля и его сына: Жан Так, мастер Эврар, Герман ван Вагемакер и его сын Доминик. Только в начале XVI столетия собор был наконец закончен.
Единственная его башня поднялась над тогда еще маленьким, приземистым городом, поражая воображение путешественников своей высотой и дивным звоном сорока колоколов. Дюрер, приехавший в Антверпен как раз в ту пору, когда завершалось строительство собора, записал в дневнике: «…церковь Богоматери в Анторфе чрезвычайно велика, настолько, что там одновременно поют много служб, и они не сбивают друг друга. И там постоянно происходят роскошные празднования, и приглашают лучших музыкантов, каких только можно достать. В церкви много священных изображений и каменной резьбы, и особенно красива ее башня». И далее: «Я дал один штюбер, чтобы меня пустили подняться в Анторфе на башню, которая, говорят, выше страсбургской. Оттуда я мог обозреть город со всех сторон; это очень приятно».
Башня высотою в 123 метра в пасмурные дни теряется в низких облаках, фронтон центрального нефа подымается на 40 метров — это высота двенадцатиэтажного дома, а длина собора — 117 метров. Но цифры меркнут перед общим и несомненным ощущением грандиозности, неподвластной плоскому аршину путеводителей. В башне словно застыло движение времени, суровая
ранняя готика нижнего яруса все более утончается кверху, врезаясь затем в небо четырьмя пинаклями, между которыми вырастает восьмиугольное навершие башни — кажущаяся ажурной невесомая колокольня, чью изощренную отделку еще Карл V называл «каменным кружевом» — сравнение, звучащее трюизмом в наше время, но весьма свежее и необычное для XVI столетия! Там, наверху, над золотыми дисками часов, — истинный пир поздней готики: камень становится словно проницаемым для воздуха и света, все уже и выше становятся стрельчатые окна, резные крестоцветы — флероны, чудится, бьются на ветру, оправдывая и реализуя понятие «пламенеющего» стиля, и на самом верху, едва различимый под облаками, мерещится ажурный флюгер-петух, увенчанный крестом.
Но стоит опустить глаза, и феерический взлет башни уступает место могучей стройности портала, этого торжественного входа в гигантское пространство среднего нефа; дальше, над средо-крестием,— причудливый купол луковицей — нередкое явление во фламандском зодчестве, лес аркбутанов вокруг апсиды — совершенно другой, тяжело стоящий на земле каменный мир; и только легкие пинакли на контрфорсах и вимперги над дверями тянутся туда, вверх, где тает в небе вершина колокольни.
Внутри собор поражающе огромен и пуст — никакое скопление людей, никакое празднество не в силах заполнить его семи нефов, даже густая толпа в дни торжественных служб теряется под сводами, сумрачно плывущими над сплошным рядом окон. Декор внутри собора своим аскетическим и торжественным однообразием вносит тревожный диссонанс в душу входящего. Даже традиционная скульптура — «Страшный суд» в тимпане над главным входом, при всей своей наивной серьезности, кажется затейливым, праздничным орнаментом по сравнению с пугающе простой ритмикой уходящих в бесконечную глубину арок, с холодным полусветом, с прозрачными и все же почти черными тенями, где вспыхивают иногда позолота утвари и желтые огни свечей. А в глубине нефов капеллы, со своей историей, картинами, скульптурой, маленькие вставные новеллы в многовековой летописи собора. Терпеливый и любознательный почитатель старины с удовольствием может провести здесь много часов, разглядывая порой занимательные, а порой и драгоценные реликвии минувшего: эпитафии забытым и полузабытым антверпенским знаменитостям, мраморный саркофаг епископа Амброзио Капелло, бронзовое надгробие Изабеллы Бурбонской, жены Карла Смелого… Разные эпохи оживают в разных уголках собора — от сухой и благородной чеканки статуи Изабеллы «золотого века» бургундских герцогов до банальной, хотя и мастерски сделанной Корнелиусом Схютом росписи большого купола (1647), откровенно подражающей пармским плафонам Корреджо, до утомительной позднебарочной роскоши соборной кафедры, украшенной деревьями, птицами, фигурами и медальонами работы скульптора Ван дер Воорта (1713). Но все богатство этой и в самом деле замечательной коллекции меркнет, ибо здесь, в Нотр-Дам д’Анверс живут картины Рубенса, быть может, лучшие из всех, написанных им.
