Современный Антверпен
Первый небоскреб Антверпена и скульптура “Грузчик”
Лик города — хоть и принято определять его архитектуру как барочную — выражается в спокойном, иногда тонком, иногда забавном сосуществовании эпох и стилей: барочные, ренессансные, готические фасады разделены то долгими, то мгновенными цезурами безликих доходных домов. И эта смесь становится все острее к центру, когда рядом со скучными зданиями прошлого столетия внезапно вырастают многоэтажные дома, а потом и небоскреб в двадцать четыре этажа, предмет особой гордости антвер-пенцев, поскольку это первый в Европе небоскреб.
В нашем веке в Антверпене строили много и нередко очень удачно; характер города, однако, изменился мало. Та его часть, которая окружает старый «готическо-барочный» центр, определяется по-прежнему типичными зданиями конца минувшего столетия. И даже сам знаменитый небоскреб, законченный постройкой о 1930 году, при всей своей строгой функциональности, сохранил стилистическую связь с XIX веком. С какой-то неторопливой постепенностью подымается к облакам небоскреб. Окна разделены широкими простенками, эффектно профилированные стены кажутся толстыми, как в романских церквах, точный инженерный расчет скромно прячется в основательной, какой-то даже старомодной пластике здания.
Многие дома, построенные если и не в старом центре, то в непосредственной от него близости, зрительно не выделяются из общей массы, создающей скромную раму прославленным памятникам архитектуры. Прием контраста — дерзкого сопоставления ультрасовременных форм с древними зданиями (как делают, например, в Лондоне и Риме) — не занимает антверпенских зодчих.
И когда уже не в первый раз прохожий возвращается из средневековья в сегодняшний город, вновь слышит тяжкое и холодное дыхание реки, происходит еще одна встреча, встреча со статуей, которая нелегко и не сразу входит в сознание человека, чье воображение захвачено и порабощено великолепным городом Рубенса.
На Сейкерей, близ набережной, стоит статуя, известная по множеству отливков: «Грузчик» Константэна Менье (1905). Но здесь он — дома. На бронзовой одежде стынут капли льдистого дождя, как на обычной одежде грузчиков; как за плечами живых докеров, висит смешанный с дымом туман; он слышит крики чаек, тоскливые, как пароходные гудки, лязг лебедок, шарканье тяжелых башмаков по мостовой. Не было бы натяжкой сказать, что мимо него проходят его родные братья — антверпенские докеры, но слишком уж на поверхности лежит это сходство; что-то гораздо более глубокое ощутимо в бронзовой фигуре, в ее нерасторжимой связи с течением антверпенской жизни. Удивительно то, что «Грузчик» не чужд и старому барочному Антверпену, его нервному ритму, где напряжение неспокойных архитектурных форм соседствует и сочетается с непринужденным изяществом, где обыденный повседневный и очень нелегкий труд существует на фоне прекрасных старинных набережных. Статуя вырастает из городской земли; достоинство усталости, естественная непринужденность человека, умеющего быть самим собою, — все это нашло пластическую реализацию в работе Менье.
Скульптор писал о рабочих Боринажа: «Я был поражен этой дикой и трагической красотой. Огромное сострадание охватило меня». Позднее он говорил: «Сострадание, оно приходит впоследствии, но классическая красота этих движений! Я не обращаю внимания на детали. Не обращаю внимания на повседневную сторону быта. Например, одежда, она для меня совсем исчезает в впечатлении общего. То, что я мог увидеть как мелкое явление, я рассматриваю, всегда приподымая его».
В сострадании Менье нет снисхождения, скульптура антверпенского грузчика налита тяжелой, утомленной, но не исчерпанной силой, чуть неуклюже поставленные ноги вросли в землю, однако упругие пружинящие линии ног, торса и рук образуют столь ясную и уравновешенную конструкцию, что классическая красота мускулистого тела отчетливо проступает за угловатостью движений. И чудится, когда обходишь скульптуру вокруг, что взгляд грузчика подвижен, что фигура чуть поворачивается, настолько мастерски развернута она в пространстве.
