Замок Стен
Антверпен достопримечательности – замок Стен
Только Шельда, серая, тускло блестящая, будто заштрихованная серебряным карандашом старого мастера, сродни Стену: она помнит, как строили—тогда еще из светлого, недавно отесанного камня — эту первую крепость на ее берегу. Пуста была река, низки и болотисты берега в дыму костров разбитого наспех лагеря, и лишь первые деревянные дома напоминали о том, что здесь уже заложен норманнами город. Может быть, и Стен был начат норманнами, но достроили его лишь к X веку. Для своей эпохи это была грозная крепость с могучими стенами, высоким и неприступным донжоном. Былая благородная суровость испорчена вздорными пристройками и фальшивой готикой прошлого века. Но иногда в тумане или в сумеречный час мерещится над Шельдой призрак того Стена, каким он был десять веков назад. А когда светит солнце, он кажется маленьким и уж совсем нестрашным, афиши вежливо — по-фламандски и по-французски — приглашают туристов познакомиться с коллекцией всевозможных редкостей, со старой мебелью, фаянсом, с собранием морского музея.
Глядя на замок, можно вспомнить, однако, не только о мирных занятиях фламандских гончаров или мореплавателей. Некогда Стен был обителью Готфрида Бульонского, знаменитого вождя крестоносцев, лотарингсксго владетеля и первого государя Иерусалимского королевства, получившего Антверпенскую марку во премя очередного раздела Нидерландских земель. Позднее замок стал резиденцией городского самоуправления, а при испанском владычестве в нем помещалась инквизиция — то были самые мрачные страницы истории Стена. Каждого, заподозренного в ереси, в неповиновении власти, в преступном вольнодумстве, каждого, кто по тем или иным причинам вызывал недовольство или подозрение альгвазилов, ждали пытки и почти неизбежный костер — аутодафе — «акт веры», «И наследство получал король»,— как гласит печальный рефрен костеровского «Тиля Уленшпигеля».
Самые старые здания Антверпена — и Стен в их числе — едва сохранили свой первоначальный облик: суровая древность обросла, как корабль ракушками, наслоениями разных веков — порой изысканными, порой грубыми и приторными, но, так или иначе, заставляющими воспринимать старый город скорее всего барочным.
