Итак — Фландрия родилась на морском берегу.

Название этой части Нидерландов — Низких земель — дали те, кто спасался на ней от наводнений. Они селились у моря в верховьях реки, которую окрестили Шельдой, переделав на свой лад старое, еще римское ее имя Скалдис.

Эти люди и стали называть себя фламандцами. (Само слово «Фландрия» происходит, очевидно, от фрисландского глагола бежать — vlieden).

Еще с VII века летописи упоминают об Антверпене, Генте и Брюгге, уже тогда известных в Европе торговых городах и крепостях. А начало фламандской истории теряется в легендах. Лишь начиная с IX столетия туман гордых, но мало достоверных преданий слегка рассеивается и в скупых строчках латинских хроник встает грозная фигура основателя династии графов фландрских Балдуина I Железной Руки. Он был отважен, коварен и жесток — подлинный герой тех смутных и кровавых лет. Во главе своих войск он теснил в верховьях Шельды норманнов, там же, где меч был бессильным, действовал хитростью. Похитив дочь Карла Лысого Юдифь, он заставил короля признать его своим зятем. Земли Фландрии увеличились за счет наделов французской принцессы, а сын Железной Руки Балдуин II уже имено-зал себя Каролингом, потомком Карла Великого; так, разумеется, стали впоследствии называть себя и его преемники, совершенно не считаясь со степенью родства. Фландрская династия влила в свои жилы необходимую дозу древней королевской крови.

Не прошло и двух столетий, как Фландрия расширилась многократно. Балдуин V Лилльский владел огромной по тем временам территорией, увеличенной за счет имперских (принадлежащих Священной Римской империи) земель; по словам современников, европейские монархи «боялись и уважали его». Но объединение это было и недолгим, и непрочным,— наследники Балдуина V воевали друг с другом едва ли не более жестоко, чем с сопредельными владетелями; прежние союзники беззастенчиво претендовали на фландрские земли. Фландрии предстояло узнать все тяготы, которые неумолимая логика истории уготовила маленькой стране, лежащей в самом сердце Европы, между рождающимися в дыму и крови великими державами средневековья.

Главной политической проблемой фландрских графов был выбор сюзерена — французского или английского короля. Оба эти государя желали иметь своим вассалом Фландрию. И фламандские владетели постоянно вели рискованную игру с могущественными соседями, давали и нарушали клятвы, подписывали и разрывали договоры, заключали непрочный мир с одним монархом, чтобы избежать нашествия другого, устраивали браки, создавали коалиции, словом, занимались будничной и опасной феодальной политикой.

За интригами в духе классических авантюрных романов скрывались, однако, вполне реальные экономические пружины. Растущие города, богатые сукноделы и купцы нуждались в английской шерсти и склонны были поддерживать английскую ориентацию. А феодалы, стремившиеся к разделу страны и к ослаблению централизованной власти графа, пользовались поддержкой французского короля, опасавшегося растущей независимости своего вассала.

Так что графы фландрские, сами того не ведая, лавировали не столько между английским львом и французскими лилиями, сколько между собственными бюргерами и феодалами. После битвы при Бовине в 1214 году, когда соединенные англо-германо-фламандские войска были наголову разбиты французами, Фландрия надолго попала в полную зависимость от Франции.

Города, однако, продолжали отстаивать свои права; французским королям приходилось считаться с их растущей мощью и вольнолюбием. Именно восстание горожан в Брюгге в 1302 году стало прологом великой победы над французами при Куртре. Это была победа новой и неведомой еще истории силы, победа городов над феодалами, воплощение скрытых от современников социальных сдвигов, казавшихся тогда просто чудом.

В пору Столетней войны другой знаменитый город—Гент учредил бюргерское самоуправление, вступил в союз с Эдуардом III, королем Англии, а затем провозгласил его своим сюзереном и французским королем. И хотя преданный Эдуардом, истерзанный междоусобицами, Гент не смог сохранить завоеванные свободы, значение городов, их грозная сила уже не вызывали сомнений у европейских монархов.

Несмотря на перенесенные лишения, Фландрия обретала уверенность в своем естественном и уже нерасторжимом единстве. Фламандский язык, оттесняя повсеместно французский, становился языком рождающейся нации. Торговля с ганзейскими купцами, с Англией и множеством иных стран приносила невиданные прибыли и экономическую свободу от французских рынков.

Связи между фламандскими городами были прочнее зыбких границ и не менее зыбкой власти то одних, то других государей. Золото, наполнявшее подвалы брюггских или антверпенских банкиров, в самые лихие времена оставалось гарантией своего рода бессмертия городов, ремесел и торговли. Совместная борьба заставила сословия увидеть возможность и пользу сближения.

В угрюмом спокойствии, снизошедшем на Фландрию после испытаний Столетней войны, междоусобиц, после чудовищной эпидемии чумы, страна набирала силы, богатство, хранила неизбывную надежду на независимость.

В 1366 году Иоанн II Добрый, французский король, отдал Бургундию во владение своему младшему сыну Филиппу, прозванному впоследствии Храбрым. Женившись на Маргарите — дочери графа фландрского и его единственной наследнице, Филипп в 1384 году объединил под своим скипетром Бургундию и Фландрию.

Наступал XV век, «золотой век» бургундских герцогов. То было время счастливого совпадения интересов буржуазии и феодалов. Несравненно более развитая в промышленности, науках и искусствах, Фландрия вскоре подчинила себе Бургундию, свою политическую госпожу. Столица герцогства была перенесена из Дижона во фламандский город Лилль. Страна богатела стремительно, независимость ее росла с такой очевидностью, международный ее авторитет так увеличился, герцогский фламандско-бургундский двор своей роскошью и блеском галантных увеселений настолько превосходил прочие европейские дворы, что тяготы жизни городских и деревенских низов, казалось, перестали быть столь вопиющими. Впрочем, невиданно оживившаяся торговля способствовала бурному росту ремесел. Короли и знать всей Европы не хотели носить иных сукон, кроме фламандских, иных кружев, кроме кружев из Брюгге. Фландрия торговала даже с Новгородом, купцы из Брюгге, по свидетельству Васко да Гамы, вели дела даже в Калькутте.

Лишь в 1477 году, после битвы при Нанси, в которой погиб последний бургундский герцог Карл Смелый — отважный, но безрассудный монарх, Бургундия вновь перешла во французские владения. Фландрия сохранила независимость от Франции лишь потому, что дочь Карла Смелого Мария вышла замуж за Максимилиана Австрийского.

Новый, «австрийский» период не принес Фландрии ни процветания, ни славы, ни того пышного всеевропейского авторитета, который она приобрела при бургундском владычестве ценой потерянной, как и на этот раз, свободы. В XVI столетии Фландрия, как и другие земли Нидерландов, стала не более чем провинцией грандиозной империи Габсбургов, рынком, портом и биржей испанской монархии. В ту пору Брюгге уже пришел в упадок, торговля Европы с испанскими колониями шла более всего через Антверпен, хоть и принадлежавший тогда Брабанту, но издавна связанный с Фландрией исторической судьбой.

Нидерланды давали империи самый высокий и устойчивый доход, следственно, нуждались в особо строгом управлении, тем более что независимый характер их городов был хорошо известен. Реформация, ставшая знаменем тысяч недовольных бюргеров и угнетенных бедняков, еще более встревожила пришлых правителей Фландрии. Испанские гарнизоны стояли в городах, инквизиция начинала уже свирепствовать, запылали костры, и чудовищное эхо наступающих бедствий зазвучало в гениальных фантасмагориях Питера Брейгеля.

История Фландрии продолжение ➼